Матушка Пелагея, моли Бога о нас!

Так сидела однажды Полюшка на лавочке около дома и размышляла о белом, как вдруг что-то живое мелькнуло в ее глазах, и хотя она не знала, каков он белый цвет, но сердцем почуяла — это он, он! Но почему он живой, мягкий, пушистый? Почему мечется туда-сюда и блеет, как овечка? Почему вокруг него какая-то холодная сырость, похожая на ту, которая была в овраге, где ее оставили одну?

Из оцепенения Полю вывел громкий разговор соседки Катерины с ее матерью.

— Наталья, у меня, слышь, кручина появилась, — говорила соседка, — овечка моя белая пропала, где искать, ума не приложу.

И вдруг осенило Полюшку! Никогда не вступавшая в чужие разговоры, она вдруг вскричала, боясь, что ее не услышат:

— В овраге, в овраге! Тетенька, идите скорей туда!

Бросилась к ней мама, стала лобик рукой трогать:

— Уж не горячка ли у тебя, доченька?

А Катерина задумалась. Вспомнила историю про быка... поразмыслила, да и пошла в овраг. Хоть и была она там уже, ну да лишний раз сходить не помешает. И точно — подходя к оврагу, услышала женщина жалобное блеяние своей овечки.

— Э-э... Да Полька-то наша, наверное, и впрямь избранница Божия, — подумала она.  Потом «по секрету» рассказала об этом случае на ушко своей знакомой, а знакомая еще одной знакомой. Так и пополз от ушка к ушку слух о Полюшкиной прозорливости.